Тамара Синявская - гость 13 страницы

  Гость 13-й страницы       Выпуск 299-й.

 

 

      - Диапазон характеров Ваших драматических героинь (как это ни парадоксально звучит по отношению к оперной актрисе) широк и многообразен. Кармен – смелая и свободная, Кончаковна – пылкая и страстная, Варвара – мудрая, Бланш – капризная кокетка… Сравниваешь Ваши персонажи и не можешь представить, какая же Вы на самом деле, в жизни…

    

     - Давайте разговаривать. Вот закончится интервью, и, быть может, вы скажете, какая я.

 

     - Знаете, Тамара Ильинична, моя мать, деревенская женщина, отнюдь не знаток вокала, всегда с трепетом слушала Вас по радио, по телевидению, очень любила Вас. Когда Вы выходите на сцену, думаете о тех, для кого поёте?

 

     - Если очень волнуюсь, прежде всего вспоминаю свою маму – невольно, подсознательно. Например, выхожу в «Царской невесте», Любашей – мама меня так и не увидела в этой роли, а она почему-то считала, что это именно моя роль, - и с первых фраз (там есть такой речитативный кусочек: «Здорово, крёстный!») думаю о маме. И посвящаю ей спектакль, который ей не довелось посмотреть. И ужасно боюсь сорваться; но пока неудачных «царских невест» у меня вроде бы не было.

 

     - Раз уж заговорили о маме, то, пожалуйста, расскажите хоть немного о ней, о своём детстве. О том, как стали певицей.

 

     - Мама была простой рабочей. Они меня вдвоём с тётей воспитывали. Всю свою жизнь положили на то, чтобы я стала, как говорится, человеком. Я коренная москвичка, с улицы Мархлевского. Жили мы трудно, ютились в шестиметровой комнате, но не унывали. Росла я шустрая; чтобы куда-то девать свою энергию, в шесть лет явилась в локьевский детский ансамбль, в группу балета. Мне сшили пачку, тапочки, и начала я было танцевать, но вскоре меня исключили – мягко скажем так: за непоседливость. И не ошиблись. Видимо, надо было мне всё-таки петь, что, кстати, и пыталась делать лет с трёх. Напевала в трамваях, в метро, но пока шум был, чтобы окружающие не слышали; на остановках замолкала. После «несостоявшегося триумфа» в детском балете перешла в хор того же ансамбля и пропела там по десятый класс включительно. Выступала на всех школьных вечерах, выцчила все популярные песни из кинофильмов. Была безумно влюблена в Лолиту Торрес. Между прочим, муж недавно сделал мне подарок: переписал на видеокассету фильм «Возраст любви». Поначалу казалось, что сегодня эта лента покажется наивной, однако – нет, настоящее искусство не стареет.

 

     - Согласен стопроцентно… Итак, закончили Вы школу.

 

     - Владимир Сергеевич Локтев посоветовал пойти попробоваться в музыкальное училище при Московской консерватории. Пошла, показалась, приняли. Четыре года закончились. На дипломном экзамене преподаватели опять же посоветовали попробоваться – в открывающуюся тогда при Большом театре стажёрскую группу. (Засмеялась). Пошла, показалась, приняли. Параллельно сдавала экзамены и в консерваторию – и туда зачислили. Но я всё-таки избрала стажёрскую группу и угадала: через год перевели в основную труппу Большого.! Но учиться темп не менее следовало; поступила в ГИТИС, причём зачислили сразу на третий курс. У меня уже была кое-какая вокальная подготовка и музыкальная база.

 

     - Словом, складывается путь, сплошь усеянный розами?

 

     - Да, как ни странно. В это время получала от жизни сплошные подарки! Была очень молода и, по-видимому, меня не воспринимали до конца всерьёз. Спела Ольгу в «Евгении Онегине», в конце стажировки Ратмира в «Руслане и Людмиле» - громадная партия! – и была немедленно переведена в солистки. Вот так. Действительно, путь без шипов.

 

     _ Потом поехали в Италию, в «Ла Скала». Что дала Вам эта стажировка?

 

     - Необычайно много! Даже просто побыть в Италии, послушать этот язык, это правильнейшее пение  певцу полезно; очень певческий язык, идеальный климат для вокалистов. Наслушалась, насмотрелась архитектурных красот; не во многих городах побывала, но что видела – эти дворцы, храмы, площади, ансамбль

и, - переполнило меня художественными впечатлениями. А ведь голос требует впечатлений, красоты и зрительной, и фонетической. Если вы смотрите на голую стену, разве появится настроение петь? Так вот, когда вижу какое-то красивое здание – в Москве ли, в Ленинграде ли, в любом месте, - у меня в душе образ рождается. И очень хочется петь. Почти как птице, когда солнце светит.

 

     - Пусть всегда будет солнце! Над чем сейчас работаете?

 

     Не скажу! Но работаю, всё время работаю. И над новыми вещами, и постоянно возвращаюсь к прежнему репертуару. Кое-чему научившись за 20 лет выступлений на сцене, теперь это совершенствую. Стараюсь не только петь, но и играть (как вы точно сказали: драматические героини). Люди должны верить оперному персонажу. А в опере довольно трудно поверить, слишком многое условно. К тому же, если певец ограничен своими вокальными возможностями, он боится за низкую или за высокую ноту, или за центральную, и это передаётся публике, она всё понимает и не верит неуверенному певцу. В общем, нужен высокий профессионализм, чтобы не думать как ты поёшь, а думать, что поёшь.

 

     -С чего начинается новая роль? Позволите заглянуть в Вашу кухню?

 

     - (С долей сарказма). На кухню, мне кажется, заглядывать не всегда удобно, не правда ли?.. Ладно, не обижайтесь. Очень важное свойство – уметь влюбиться в предстоящее тебе дело. Например, сейчас учу, вернее, изучаю новый романс. Не то чтобы совсем для меня новый, я его знала, он был у меня на слуху. Это романс Чайковского «Так что же». Но это подлинный озон! Как в него не влюбиться? Всего один романс, но как он украсил мне жизнь! Я его ещё не пела и не слышала в чьём-либо исполнении. Поэтому он и кажется новым. Это как интересная не до конца прочитанная книга… Если рождается такое ощущение – считайте, полдела сделано.

 

     - С кем из партнёров Вам приятнее работать?

 

     - С теми, кто любит драматическое действие в оперном спектакле. С такими легко. А с теми, кто целиком во власти вокала, труднее. Мне приятно, когда у партнёра живые, понимающие, слушающие глаза, когда я чувствую, что он меня видит и слышит.

 

     - А какие образы Вам более всего близки?

 

     - Образы… Во всяком случае, не размазня. Люблю что-то определённое, пусть страдающее или торжествующее, но сильное, одухотворённое.

 

     - Какая-нибудь из сценических героинь походит на Ваш идеал женщины?

 

   .. – Никакая. Идеал женщины, по-моему, неуловим. Вы, например, представляете себе идеальную жену?

 

     - Ну, примерно – да. Чтобы она была и хороша собой, и добра, и честна, и нечестолюбива, и аккуратна, и женственна, и хозяйка, и справедливая, и рассудительная…

 

     - Да вы с такой умрёте от тоски! Встречали вы когда-нибудь женщину со всем этим «набором»? Нет? Разумеется! Таких, к вашему счастью, и не существует в природе. Идеальная женщина, по-моему, как гора Фудзи в Японии: с одной стороны – такая, с другой – этакая, иная. Недаром её называют Фудзи-сан и считают женщиной. Неуловима, и всё тут.

 

     - Сколько оперных ролей Вы уже сыграли? И какая из них самая памятная, самая удачная, на Ваш взгляд?

 

     Ролей сыграла больше двадцати, из них партий пятнадцать – ведущих. Что наиболее удалось, затрудняюсь сказать. Если я долго не пою какую-то партию, начинаю по ней тосковать. И тогда кажется: вот исполню её, и она станет для меня самой-самой. Так получилось, что года три не пела в «Царской невесте». Недавно, наконец, добралась до неё и получила огромное удовлетворение. А теперь тоскую по «Хованщине». Просто ужас, как хочу спеть Марфу. В то же время Кармен пела довольно часто и снова встретиться с ней думаю какое-то время спустя.

 

     - Есть у Вас «голубая» места?

 

   .. – Может, и не голубая, но есть. Однако не рассказывать же о ней всему свету…

 

     - Профессор Борис Александрович Покровский как-то сказал,  что Вам подошли бы Аксинья и Лушка.

 

     - Шолоховские героини? Наверное, он прав, потому что ему, как режиссёру, со стороны виднее. Профессор первым среагировал на мою Варвару, услышав, как на конкурсе Чайковского я исполнила её «Песню и частушки» (эпизодический номер из всей оперы), и поставил щедринскую «Не только любовь» в Камерном театре, где я исполняла главную роль. Поработать с таким мастером – даже не школа, а академия.

 

     - Как Вы совмещаете выступления в Большом и на эстраде?

 

     - А что такое эстрада? Та же сцена. Одинаково приятно выступать и в опере, и на эстраде. Если вам известен мой не слишком богатый эстрадный репертуар, то вы могли заметить: я выбираю песни голосовые.

 

     - «Черноглазую казачку», например?

 

     - Между прочим, она лёгкая только на первый взгляд. У неё диапазон практически оперный. Внизу – «ля», наверху – «фа», около двух октав, без голоса её не споёшь. Так что получается синтез оперы и эстрады.

 

     Из соседней комнаты появился Муслим Магомаев, кстати, один из самых первых гостей нашей 13-й страницы. Приветливо кивнул, сказал жене: «Терпи – «Неделя»!». И вышел.

     - Муж помогает Вам в работе? Или хотя бы не мешает: как-никак, два певца в одной квартире…

 

     - (Слегка вспылив). Как он может мешать? Ведь рядом со мной – такой большой музыкант, прекрасный певец!.. Я сейчас говорю не как жена, а как лицо отвлечённое. Объективно. Слышу, как он поёт, как занимается, работает над темой. Для меня это большая школа. Замечу: в этом смысле я не встречала человека серьёзнее. Порой наша театральная текучка настолько закрутит, что некоторые позволяют небрежности. Муслим такого не допускает.

 

     - Я про другое: по дому он помогает?

 

     - (С гордостью). Всё, что полагается мужчине по дому, делает. Естественно, не стоит у плиты. Но если что-то надо отремонтировать, скажем, починить электропроводку, домашние машины – всё сам.

 

     - А Вы умеете готовить?

 

     - Как сказать? Люблю придумать что-нибудь вкусное.

 

     - Случались в Вашей практике курьёзы?

 

     - на гастролях: там другая постановка спектакля, языковый барьер, новые партнёры. Вот недавно в Югославии пела Кармен. В третьем акте – ссора с Хозе, он пытается ударить Кармен; В тамошней постановке контрабандисты закрывают её, защищают. Накануне спектакля я, репетируя с исполнителем роли Хозе, предложила свою трактовку эпизода и попросила сделать то, что я хочу, но остальных актёров предупредить об этом забыла. И вот – спектакль, эта сцена. Чтобы вызвать ярость у Хозе, я сама пошла на него. Партнёры, ничего не понимая, стали меня заслонять. Хотя сербский язык сродни нашему, но надо уметь объясниться, а на сцене каждая секунда дорога. Словом, я попросту растолкала «защитников». Смешно получилось, но естественно. И совсем иное прочтение: мол, в телохранителях не нуждаюсь. Кармен сама за себя постоит! Позже, когда мы обсуждали эту мизансцену, пришли к выводу, что по договорённости она у нас столь естественной не получилась бы.

 

     - Спасибо, Тамара Ильинична. Успехов Вам на сценическом поприще!

 

- Интервью закончено?

 

     - Пожалуй.

 

     - Так какая же я в жизни?

 

     - Идеальная женщина!

 

                                           Гостью расспрашивал Борис Садеков.

                                           «Неделя», 1984, № 16.