Всего 6881840
30 дней 74025
24 часа 2667


Ниночка

                                                                     Е.Полякова
 
Ниночка
рассказ
 
«…Над полями дремлет голубое небо,
Льётся синь реки,
И у всех околиц пахнет свежим хлебом,
И плывут над крышами дымки…
 
Здесь людей хороших уважать умеют.
В дом любой входи:
Как родного встретят, угостят, согреют,
Пожелают доброго пути…»
 
          Нежный, сильный девичий голосок выводил незамысловатые слова красивой напевной мелодии. Сидящая рядом со мной тётя Шура вся подалась вперёд, губы её шевелились, она неслышно пропевала все слова вслед за исполнительницей и не видела никого вокруг.  Потому что на сцене стояла её дочка, моя соседка и подружка Ниночка.
            Сначала в Доме Культуры, который по старинке все называли просто клубом, была торжественная часть в честь восьмого марта. Были и речи, и выступления, и награждение лучших работниц завода грамотами и ценными подарками. А теперь шёл концерт художественной самодеятельности, в котором принимали участие  танцоры, певцы,  струнный оркестр и чтецы.
             Тётя Шура пришла на этот вечер, как одна из лучших работниц, её тоже наградили грамотой и дали подарок в большой коробке. В перерыве между торжественной частью и концертом эту коробку унёс домой дядька Фёдор, муж тёти Шуры и Ниночкин отец, благо жили рядом. Теперь он тоже сидел слева от тёти Шуры, внимательно слушал и гордился. То, что он гордился и волновался, было видно, как говорят «невооружённым взглядом»: он всё время доставал огромный носовой платок и вытирал лоб – так переживал за Ниночку, а с лица не сходила улыбка. Я же не имела никакого отношения ни к передовым работницам завода, ни к участникам самодеятельности – меня просто пригласила Ниночка. И вот теперь мы слушали, как она красиво, сильно и чисто поёт хорошую песню.
«…Ты, Россия, мне дала и ум, и силу,
Имя мне дала,
Ты меня водою синих рек поила,
От беды в походах берегла…
 
Выйду в поле, снова я окину взглядом
Вольные края.
Ничего на свете мне вовек не надо,
Лишь цвела бы Родина моя…»
            Ниночка закончила песню и скромно поклонилась. Все зааплодировали, а громче всех – дядька Фёдор, он даже встал с места и хлопал стоя, чтобы Ниночка его увидела, услышала, как ему понравилось её пение и как он рад и горд.
           
            С Ниночкой я была знакома давно. Они переехали в наш дом лет семь-восемь назад, когда в квартире этажом ниже, как раз под нашей квартирой, освободилась комната. Эту комнату и дали Ниночкиному отцу, дядьке Фёдору, а до этого они долго жили в бараке. Когда они переезжали, мы, дети, все крутились у подъезда, а на скамейке у дома плотно сидели соседки. Дядька Фёдор с грузчиками перенесли нехитрые пожитки, простую мебель, а тётя Шура с Ниночкой какие-то сумки. Потом они все трое вышли на улицу, знакомиться.
            - Ну, здравствуйте, соседи!- сказал дядька Фёдор. – Давайте знакомиться, что ли… Фёдор.
            Он церемонно поклонился соседкам и, обернувшись к нам, сказал:
            - Ну, а для вас, просто дядька Фёдор.  А это Шура, жена моя, а это Ниночка, дочка…
            Ниночка стояла, насупившись и разглядывая нас исподлобья, а мы рассматривали её. Мы обращались друг к другу просто, по-уличному: Светка, Наташка, Люська, Лёшка… А тут «Ниночка», ишь ты…
            - Ниночка,  а ты в лапту умеешь? - вдруг спросила Анка. Она тоже была вовсе не Анка, а Анаит, но трудное для нас армянское имя мы переделали в Анку,  и Анка не возражала. Ниночка кивнула.
            - А в скакалку? – спросила Томка.
            Ниночка снова молча кивнула. Кто из девочек не умел играть «в скакалку»! Это было самое любимое развлечение после лапты. Двое крутили большую тяжёлую верёвку, а остальные, выстроившись в очередь, прыгали через неё. Прыгнуть нужно было быстро, потом обежать вокруг и снова в хвост очереди… Иногда в скакалку играли больше двадцати человек, вот тогда было весело! Иногда было мало – человек пять, тогда бегать нужно было очень быстро, чтобы успеть прыгнуть, иначе считалось, что ты «пропал» и твоя очередь вертеть верёвку.
            - А пойдёмте в скакалку! - предложила Анка. – Ниночка, пойдём?
            Ниночка посмотрела на отца, а дядька Фёдор сказал:
            - Только не долго, доча… А то ещё вещи разбирать.
            Мы все побежали на асфальтированную площадку за домом – там хозяйки растягивали верёвки и сушили бельё, но сейчас верёвок не было и бельё не сушилось.
            Томка и Люська взялись за верёвку-скакалку, а мы стали прыгать. Ниночка прыгала очень хорошо – и боком, и задом наперёд… Мы немного попрыгали, а потом за Ниночкой пришла тётя Шура и позвала её домой.
            Так в нашу дворовую жизнь и вошла Ниночка. Ничем особенным она не отличалась, была как все. Старательно училась, бегала на качели, играла в лапту и прятки…
            Однажды Ниночка заболела. Она не выходила играть с нами и только смотрела в окно на наши игры. И взгляд у неё был печальный. Взяв банку малинового варенья, которую дала мне бабушка, и покупной лимон, я отправилась навестить Ниночку. В их большой комнате было уютно, везде лежали вышитые тётей Шурой салфетки, даже скатерть была вышитая, даже полотенце.
            - Это рушник, - объяснила Ниночка, - Папа и мама с Украины, там так полотенца называют. Не такая уж она была и больная, Ниночка.
            - Я уже почти поправилась, - виновато сказала она. – Температуры нет, но в школу ещё мне нельзя …
            У Ниночки было много игрушек. В каждом углу сидели куклы, мишки, даже посуда игрушечная была. А ещё у неё было много коробок с настольными играми, книг. У меня тоже было много книг, и я предложила:
            - А давай книжками меняться!
            - Давай! – радостно ответила Ниночка.
            Так мы с ней и подружились. Правда, дружить нам было некогда: в школу мы ходили в разные смены, так как Ниночка была на год старше и училась уже в третьем классе,  потом у меня были занятия в музыкальной школе, потом нужно было уроки учить и музыкой заниматься… А Ниночка ходила в новый клуб – Дом Культуры, она там занималась в танцевальном кружке и в вокальной группе. Так что встречались мы редко, иногда в выходные дни, а чаще всего на каникулах. Зато мы придумали свою «азбуку Морзе» и перестукивались по батарее почти каждый вечер. Взрослые очень сердились – гудел весь стояк.
            Ниночка была поздним ребёнком и очень любимым. Дядька Фёдор прямо пылинки сдувал со своей дочки, да и тётя Шура не отставала. Стоило Ниночке посмотреть в сторону какой-то новой игрушки или книжки – всё тут же появлялось у неё. Правда, Ниночка никогда не жадничала, мы все играли и её куклами, и в настольные игры, и читали её книжки.
             Иногда, по выходным дням, Ниночка с отцом ходили в «походы» - запасались бутербродами, брали термос с чаем и уезжали на трамвае далеко-далеко за город. Бродили по лесу, рассматривали деревья, травы, мелких животных, если попадались. Ниночка говорила, что папа рассказывает ей о природе очень интересно. «Он все–все деревья знает и травы тоже»,- говорила Ниночка. Бабушка моя удивлялась: «У Фёдора и образования-то всего шесть классов. Что он там ей рассказывает?»
            А ещё соседки шептались, что Ниночка совсем не похожа на родителей, ну ни капельки! Хотя историю знакомства Ниночкиных родителей знали все. Дядька Фёдор воевал, был ранен почти в самом конце войны, лежал в госпитале. Там и работала нянечкой молоденькая Шура. После ранения дядька Фёдор приехал домой, на Украину, но там уже не было ни его дома, ни семьи, ни самой деревни…  И тогда дядька Фёдор вернулся обратно и сказал Шурочке: «У тебя никого нет, и у меня теперь никого… Выходи за меня!» Тётя Шура тоже потеряла в войну и отца, и мать, и братьев. Мирную жизнь одной начинать было страшно, и она согласилась. « Что ж, что он старше? - говорила тетя Шура,- Зато я за ним спокойная».
            А скоро родилась и Ниночка. Из Украины уехали – не хотели тяжёлых воспоминаний.
            Ниночка и правда, на родителей не походила. Тетя Шура была невысокая, полная, волосы у неё были светлые и негустые, а причёска – неизменная «шестимесячная» завивка. Дядька Федор, хотя и был высокий, но кряжистый, а какие у него волосы, было непонятно:  он был седой и уже начинал лысеть. Ниночка тоже была не слишком высокой, но косы у неё были густые, тёмные и глаза такие же тёмные, глубокие. А кожа была нежного светло-оливкого цвета, даже зимой Ниночка казалась слегка загоревшей.
«На матушку мою покойную похожа» - говорил дядька Фёдор, -  «И сестрица такая же была, на матушку походила. В их породу Ниночка у нас…»
            Этой весной я уже заканчивала десятый класс, а Ниночке ещё предстояло учиться целый год в её педагогическом училище. Ниночка собиралась стать воспитательницей в детском садике – малыши так и льнули к ней.
           
            После концерта я ждала Ниночку в холле, но её всё не было и не было. Уже разошлись почти все: и гости, и артисты… Вахтёр давно  поглядывал на меня,  многозначительно покашливая. Я бегом взлетела на второй этаж, где была комната вокальной группы, но тут из неё вышла Ниночка и смущённо сказала:
            - Ты меня ждёшь? А мне ещё здесь  нужно…    
            Я посмотрела на Ниночку и поняла, что я просто лишняя – за её спиной маячил высокий незнакомый парень…
            Скоро весь двор обсуждал только одну новость – Ниночка выходит замуж! Дядька Фёдор ходил хмурый, озабоченный. Тетя Шура тоже стала задумчивой, печальной, никого не замечала, даже однажды не ответила на моё «Здравствуйте!», а только посмотрела словно сквозь меня… Молодые не могли после свадьбы жить у Ниночки, у её родителей  была только одна комната, а жених жил в общежитии.
            На Ниночкиной свадьбе я не была. Наша квартирка тоже стала мала для нас – подрос брат, и родители давно искали обмен. Наконец-то подходящий вариант нашелся, мы переезжали. Говорили, что свадьба была весёлой, а Ниночка очень красивой. Жить молодые стали далеко от города, почти в сорока километрах, в маленьком посёлке, где у родителей жениха был свой домик.
            В нашем дворе я бывала редко, а по Ниночке почти не скучала – мы не были очень близкими подругами. Слышала, что живут молодые хорошо, Ниночка работает в поселковом детском садике…
           
            Новая встреча с Ниночкой состоялась спустя почти двадцать лет.
            В моём  городе я теперь была только гостьей, уже давно жила далеко-далеко от него. В этот раз я отсутствовала больше десяти лет… Гостеприимные мои друзья, приютившие меня, утром ушли на работу, а я решила пройтись по городу, зайти на рынок и приготовить что-нибудь на ужин.. Рынок был довольно-таки далеко, но я не пошла ни к трамвайной остановке, ни к автобусной, ни на троллейбус. Я медленно шла по городу, разглядывала новые здания, похорошевшие улицы, узнавала старые, давно знакомые места и с горечью думала, что скоро я стану здесь совсем чужой…
                        Рынок тоже перестроили, он стал чистеньким и просторным. Я прогуливалась по торговым рядам, с удовольствием выбирая то, что мне понадобится для приготовления ужина. Осталось купить только зелень, и я пошла к овощным рядам. Разглядывая крепкие огурчики, горки петрушки и укропа, пучки зелёного лука я дошла почти до конца этого ряда. У одной из хозяек увидела очередь, небольшую, человека два-три. Действительно, её зелень выглядела более свежей, сочной.  Не глядя на хозяйку, я выбирала пучок зелёного лука, как вдруг услышала знакомый голос: « Малосольные огурчики берите.  Сладкие, ни горчинки…». Я подняла глаза. За прилавком стояла… Ниночка. Она ещё что-то говорила, не поднимая глаз, потом посмотрела на меня и тихо сказала, узнавая и не узнавая:
            - Ты?! Сколько лет… А говорили, ты уехала… Вернулась?
            - Нет, Ниночка… Я здесь в гостях. А живу… Живу далеко. Очень далеко.
            - Сашенька, - обратилась она к подростку лет четырнадцати, помогавшему ей, - ну-ка дай лучку… Петрушки, укропу положи, моркови, огурчиков… Да ты что? – это уже мне, - убери деньги! Ещё чего!
            - Как ты, Ниночка?
            - Да, как… Всё хорошо вроде… Ты-то как?
            К прилавку подошли две женщины, одна стала выбирать пучки петрушки, вторая спросила:
            - Хозяюшка, а огурчики почём? Взвесьте килограмм…
            - Ты не очень торопишься? – вполголоса спросила меня Ниночка. – Не дадут ведь поговорить…  Я через час освобожусь, у меня хорошо берут.  Посидим, поговорим спокойно. Я тебя ждать буду.
            Через час, вдоволь набродившись по рынку и не пропустив ни одного прилавка, я вернулась в овощной ряд. Там, где стояла Ниночка, не было ни Ниночки, ни ведра с огурцами, ни зелени, ни весов… Я почувствовала досаду за потерянное время и решительно направилась к выходу.  Но у самого выхода меня окликнули. Ниночка! Она подбежала, запыхавшись:
            - Ой, ещё чуть и упустила бы тебя… А мы раньше закончили, меньше, чем за час. Я пошла Саньку проводить к трамваю, а то как ему с вёдрами, да сумками… А там близко, дойдёт.  Да и встретят его…
            - Саша – твой сын?
            - Сынок.  В августе четырнадцать  будет.
            Мы пробирались по закоулкам рынка и, наконец, вышли к невысокому зданию с надписью: кафе «Снежинка».
            - Вот тут посидеть можно, - сказала Ниночка. – Там сейчас народу мало, к вечеру набегут…
 
В прохладном небольшом зале было чистенько и даже уютно. На пластиковых столиках лежали салфетки и стояли вазочки с цветами. Мы заняли столик в самом углу зала и сделали одинаковый заказ: салат, кофе, булочки, мороженое и – гулять, так гулять! - по молочному коктейлю.
            Пока не принесли наш заказ, я разглядывала Ниночку. Конечно, она немного, но изменилась. Черты лица стали грубее, но кожа по-прежнему нежного золотистого цвета. Модная блузка, каблучки, сумка через плечо. Без уродливого белого передника, нарукавников и косынки, скрывавшей волосы, она выглядела по-другому, моложе, милее.
            - Изменилась? – усмехнулась Ниночка. – Ты тоже… Но узнала я тебя сразу.
            - Ты зачем косу отрезала? – спросила я.
            Вместо косы у Ниночки теперь была короткая стрижка, и она неуловимо стала похожа на актрису Клару Лучко в фильме «Двенадцатая ночь».
            - Некогда косой заниматься, - отмахнулась Ниночка. – Да никто теперь и  не носит косы-то…
            Принесли наш заказ, и разговор перешёл в другое русло.
            - Как ты живёшь? – спросила Ниночка. – Я же тебя девятнадцать  лет не видела…
            Я рассказала о себе. Где училась, когда и почему уехала, как  живу теперь, где работаю…
            - Вот как… - протянула Ниночка. – А я  раньше думала, что тебе легко в жизни будет.
            - Почему, Ниночка?
            - Так… Ты никогда долго не огорчалась. Все неудачи  переживала очень бурно, но  и успокаивалась быстро… И всегда  что-то положительное в той неудаче  находила… Посмеивалась над собой … Мол, вот и ладно, мне урок на будущее. Не помнишь?
            - Ниночка, – сказала я,- ты лучше про себя расскажи.
            - Расскажу, – задумчиво произнесла Ниночка, - С чего бы вот начать только… Ты же на свадьбе у меня не была? Вы переезжали в этот день, я помню. А я тебя ждала. У меня подруг-то тогда  особо  не было. Да и сейчас  немного… Ну, после свадьбы мы стали жить у Колиных родителей, у нас  негде было. Мои переживали, мама плакала… Просила почаще приезжать, одна я у них. И сама нет-нет, да приедет с отцом.         Сначала всё хорошо было. Я училище закончила, стала в садике работать. Телевизор купили.   Я утром на работу, вечером домой. Коля  с работы приедет, поужинаем и к телевизору. Детей не было.  Не хотел Коля детей. Рано, говорил, ещё для себя не пожили… И свекровь его поддерживала, мол, молодые ещё, успеете. Для себя пожить… Можно ли это жизнью было назвать?
            Я как-то раз подумала – а ведь и два года пройдёт, и двадцать, а всё так и будет. Работа, телевизор… Я на работу-то с радостью бежала, я ребятишек люблю, ты знаешь.  А вот домой… Словно гири к ногам привязаны. Не хочу идти… В театр мы ни разу не съездили, Коля говорил, я, мол, и так дважды в день в автобусе толкаюсь, не хочу никуда ехать, да и театр он не любил.   В кино, правда, ходили иногда, в клуб. Я начала  было в кружок ходить, там был хоровой, никто мне не запрещал, а потом сама не стала. Свекровь нет-нет,  да и скажет: «Муж в дом, а жена из дому…» Кружок-то вечерами был.  Бросила.  Говорю: «Пойдём, погуляем хотя бы…» А он: « Что я эту грязь поселковую месить пойду? Я тут знаю всё. Хочешь, сходи, погуляй…»
            Сидим как-то вечером у телевизора, что-то весёлое идёт, «Кабачок тринадцать стульев», вроде. А мне и невесело совсем. Смотрю я на него, как он хохочет и думаю: «А ведь не люблю я его…» Не люблю, понимаешь?  А ведь, чтобы выпивал, так ни-ни.  Не гуляет… Просто сидит чужой человек, не нужный мне и не интересный вовсе… Ушла я от него. Двух лет не прожили….
            Ниночка помолчала,  глубоко вздохнула. Я поняла, что сейчас последует трудная для неё часть в её рассказе, и не ошиблась.
            - Папа как раз заболел, – тихо продолжила Ниночка, - Положили в больницу… Я на работе отпуск взяла, поехала к маме. Одна бы она не справилась, нужно было в больницу ходить, да не один раз в день. Ходили по очереди, а уходили только на ночь. Думали, обойдётся, поправится он, встанет… Не обошлось… После похорон я так и осталась у мамы, не поехала в посёлок.  Один раз, правда, съездить пришлось. Из садика уволилась, да вещи свои взяла. Немного вещей-то и было, так чемоданишко… Коля приезжал, всё понять не мог, чего мне не хватало.  А мне любви не хватало, понимаешь? Самой любить хотелось, да чтоб меня любили … Коля, он ведь меня тоже не любил, только не понял ещё тогда… Устроилась в садик здесь, сначала нянечкой, не было места воспитателя, а потом уж и воспитательницей стала работать.
            И вот приводят ко мне в группу мальчишечку… Чистенький, аккуратный, ласковый такой, как котёнок… Малыши у меня тогда были, трёхлеточки.  Только смотрю я – там рубашечка недоглажена, там чулочек чёрной ниткой зашит и грубо так, через край… Думаю, мамаша какая неаккуратная. Или неумёха,  что ли? Захотела глянуть на неё. А за ним всё -  то отец приходит, то сестрёнка старшая, лет восьми девочка. Ну, нам ведь положено обследование семей проводить, как живут, как воспитывают дома. У всех побывала, со всеми перезнакомилась.  А к ним не могу, страшусь чего-то…
            Собралась всё же, пошла. Отец этот мне сам дверь открыл. Смотрю, фартук на нём женский, а из кухни чем-то горелым тянет. Я говорю: «Не вовремя я, наверное? Вы детей кормите?» А он так смутился, фартук этот развязать пытается, а завязки узлом стянулись. Помогла я ему, он ещё больше смутился, говорит, проходите в комнату… Прошла я. Сашенька ко мне кинулся, ласкается… В комнате незатейливо так, но чистенько всё, аккуратно. У девочки столик письменный, у маленького коробка стоит с игрушками.  И тут как осенило меня – нет в доме женщины, холостяцкая какая-то квартира, даже не смотря на то, что ребятишки есть…
             Говорю: «Вам помочь может чем? Что у вас там горит-то?» Он замялся так, а уже на кухню пошла. Смотрю, а он кашу сварить пытался, кастрюля вся закопченная стоит… «Ну, говорю, кастрюлю теперь выбросить придётся… Есть другая?» Он и говорит: «Кастрюля-то есть, но мне право, неудобно…» А я ему: « А голодными детей оставить удобно?» Ну, больше я его не слушала, кастрюлю нашла, сварила кашу, детей накормила… Потом говорю: « Что у вас там заштопать, зашить надо? Быстро мне соберите, а то на улице темно уже». Он замялся, но собрал целую сумку детского. Собралась я идти, а он и говорит: «Погодите, я провожу». Я говорю: « Да мне недалеко. Я не боязливая». А он: « А вот теперь я вас слушать не буду», а сам пиджак уже надевает…  Ну, идём мы, он и говорит: «Ничего, скоро сестра приедет, поможет, а на лето к маме их отправлю.» Мне хотя и неловко было, а спросила всё же, где же жена его? И, знаешь, что он сказал?
             Голос Ниночки зазвенел в полупустом кафе, и на нас оглянулись парень с девушкой, сидевшие за соседним столиком.
            - Знаешь, что? – повторила Ниночка. – Бросила она их! Представляешь? Детей своих бросила! С мужиком заезжим уехала!..
            Мороженое давно подтаяло в вазочке и теперь напоминало тот самый молочный коктейль, который так и стоял нетронутым и у меня, и у Ниночки…
            - Всю ночь я штопала, зашивала, гладила… Вечером он сам пришёл за Сашенькой. Ну, я сумку-то и отдала. Поблагодарил он, спасибо, говорит… Сколько потом времени прошло, не знаю. Ближе к лету где-то… Только однажды всех уже разобрали, а за Сашенькой всё не идут. Ждали, ждали… Сидим в группе вдвоём, я ему книжки читаю. Вдруг бежит Светланка, сестрёнка старшая. Говорит, папа на работе задерживается, звонил соседке по телефону. Ну, собрались мы, пошли… Конечно, я пошла с ними, а как ты думала?.. Детей одних отпустить? Пришли, накормила я их, с Сашенькой поиграли, у Светланки уроки проверила, книжку им почитала.  А его нет и нет. Уложила я детей, поздно уже. Да и задремала сама на диванчике. Проснулась, слышу: в коридорчике шебуршатся. Пришёл… Выхожу, хотела сказать ему, что ж вы так… Сначала показалось, выпивши он. А потом вижу – нет. Просто устал сильно. Я ему поесть положила, а он даже есть не может. Говорит, поломка на заводе какая-то, возились долго. Спасибо за детей, говорит. Не смогу, говорит, вас проводить… Да что ж, я сама не дойду?
            Вот так и было всё, так и тянулось…. Однажды он пришёл за Сашенькой, а мне и говорит: «Пойдёмте с нами в цирк в выходной… Мы с ребятишками в цирк собрались.» А что, думаю?  Пойду. Я в цирке давно не была, а тут московский цирк к нам приехал… Ребятишкам понравилось. Сашеньке особенно собачки дрессированные понравились. Так смеялся… Когда из цирка вышли, решили ещё на аттракционы сходить, ребят побаловать. Так Сашенька только и говорил про собачек. Я и говорю: «Придётся вам собачку заводить…»  А Сергей мне, его Сергеем зовут, говорит: « Если ещё собаку заводить, то жениться придётся!» Я говорю: «Так женитесь! Есть уже кто на примете?» А он: «Есть…», - говорит. « Никто лучшей матерью, кроме вас, детям моим не будет…» Меня прямо в жар бросило…  Говорю: « Вы что, замуж мне за вас предлагаете?» А он: «Предлагаю…», - говорит… « Я,- говорит, - только про вас и думаю последние полгода…»
            Ниночка замолчала. Возила ложечкой в растаявшем мороженом, на губах играла полузадумчивая улыбка… Я сидела молча, боясь спугнуть Ниночкины воспоминания…
             - Я и сама про него всё это время думала, - продолжила Ниночка. – Что уж самой себе-то врать… Нравился он мне, сильно нравился. Слово «любовь» я и в мыслях произносить теперь боялась… Ну, переехала я к нему. Хорошо зажили, дружно. На работу бегу – душа радуется, а с работы так лечу просто! Светланка после школы сразу к маме моей идёт, там пообедает, там и уроки выучит. Мама её вечером приведёт. Она ведь вперёд Сашеньки меня мамой звать стала… Сашенька всё путался – то «мама», а то «Нина Фёдоловна». «Р» ещё не говорил, а я же у них в группе воспитателем была…
            Летом мама с ними к свекрови съездила, так даже подружились они.  Они тоже приезжали – свёкор со свекровью, сестра его с ребятами… Ой, еле разместились все – у нас, да у мамы… Свекровь и подала идею – домик свой купить. У нас квартирка однокомнатная, да у мамы комната – разве найти обмен? Очередь ещё далеко на квартиру. А нас уже шестеро, если с мамой… Сынок ведь  у нас родился, Василёк. Шустрый! А хитрющий, спасу нет! На баяне, знаешь, как играет? Никакой другой музыки не надо. В школу музыкальную его записали, в которую ты ходила. Осенью ему уж десять будет…
            На домик свекровь дала немного, да у мамы было - от папы оставались. Своих подсобрали, да завод помог, раз от квартиры отказываемся… Купили домик в частном секторе. Да ты знаешь, где – возле Железнодорожного института. Вроде и зажили. Садик есть, огород, собаку завели, кошек, курочек…Ребятам-то радость! Мама к нам переехала…
            Год только и пожили – заболела мама. Ничем ей помочь уже было нельзя, дома лежала. Я работу оставила – за детьми смотреть нужно, да мама больная… Детей на лето свекровь со свёкром к себе увезли, чтобы не боялись дети потом-то…
            Как-то раз подозвала меня мама к себе и говорит: «Ниночка, посмотри документы там… В сумочке…» Я говорю: « Посмотрю, посмотрю, мамуль, ты не волнуйся…», а у самой сердце так холодом и покрылось… Потому что видела я эти документы, давно уж видела, девчонкой ещё…
            Помнишь, когда мы в ваш дом переехали, соседки всё шутили, что я ни в мать, ни в отца? Мне тогда это всё равно было – похожа, не похожа… А как-то раз, уж мне четырнадцать было, полезла я в шкаф за чем-то. Дома никого не было, на работе оба. Что мне там надо было? Открыла дверцу, а сумочка эта и вывалилась. Старенький мамин ридикюльчик, потёртый весь… Она там старые квитанции хранила за комнату, да за свет. Зачем я его открыла? И сама не знаю… А только стала перебирать эти квитанции и нашла… Справку эту нашла… Об удочерении. Раскрыла, читаю, ничего понять не могу… Написано: «Ребёнок, пол женский, возраст – два месяца…» Вместо имени – прочерк, вместо фамилии тоже прочерк… Потом фамилии, имена тех, кто удочерил. И написаны мои мама с папой… Документы другие, паспорта они в шкатулке хранили, я знала, где, а справку эту спрятали…
            Ох, и наревелась я… Убежала за сараи, где брёвна лежали… Мы там ещё по вечерам страшные истории рассказывали, помнишь? Никого не было… Все разъехались, ты в лагере была… Долго я там сидела. Всё думала – чья я? Откуда? Почему женщина, что меня оставила, даже имени мне не дала? А ведь она мать мне… А потом… Потом успокоилась. Подумала, есть у меня родители, есть! И мама есть, и папа… И они – настоящие… А любят как меня! Вот на море собираемся… Все в лагерь, а мы на море.  Ну, на наше, конечно, на Японское, а всё равно - море…
 
            …Я помнила, как Ниночка привезла с моря почти целую сумку ракушек - раковин мидий. Сверху они были серыми и шершавыми, а внутри – нежными, гладкими и переливались всеми цветами радуги …   Ниночка сказала, что это – перламутр. А дядька Фёдор рассказывал нам, как получается жемчуг. Конечно, многое  мы уже знали из школы, но слушать его было интересно. Особенно, про японских ловцов жемчуга, про их жизнь. Потом мы с Ниночкой перечитали про жемчуг всё, что было в заводской библиотеке, так он нас заинтересовал…
 
            - Знаешь, что я задумала тогда? – продолжила Ниночка. – Сжечь эту справку! Побежала домой, схватила её и сожгла за школой… Ногой пепел растёрла… Там уголь лежал раньше для котельной, ничего не заметно было. Спички в кусты забросила. Вот и всё, и не было ничего, никакого удочерения…  Потом домой пошла, умылась. Мама с папой пришли – а я сижу, книжку читаю. Знаешь, что я там ещё нашла, в сумочке? Книжку записную, старую, дешёвенькую… Там на первой странице дата, и написано папиным почерком – «День рождения Ниночки» и восклицательный знак… Потом записи – «Ниночка улыбнулась», «Ниночка первый раз встала на ножки», «Выучили слово «утка», ходили смотреть уток»… Много записей и везде даты… Он же мало учился, папа. Работать пришлось, некогда было учиться… Так он сколько книг в библиотеке брал! Только чтобы мне потом рассказывать. Он много знал и рассказывал интересно…
             Я думала, не хватятся они этой справки, а и хватятся, так у меня спрашивать не будут… А я забыть хотела. Да и забыла, по правде говоря, вычеркнула из памяти.   Никому никогда не говорила, Серёжа только и знает.  А так - тебе первой… Думала, не спросит больше мама про эту сумочку. А она опять мне: «Ниночка, ты документы посмотрела?» Ну, что делать? Принесла я ей эту сумочку.  Думаю, пусть сама смотрит… Говорю: «Эти, мамуль, документы-то?» Подаю ей сумочку. Она открыла, бумажки перебирает… А руки слабенькие уже… Всё пересмотрела.  Говорю: « Нашла мамуль, что искала?» Она смотрит на меня и вдруг…кивает, да, нашла мол… а по лицу слёзы текут… Верно, она подумала, что папа справку уничтожил. И можно ничего уже не говорить. И не сказала мне ничего...  Поцеловала я её, слёзы вытерла.  А через три дня мамы не стало…
           
            Ниночка быстро смахнула набежавшие слезинки и отвернулась к окну. За окном, в тихом переулке, изредка проезжали машины, проходили редкие прохожие…  Пара за соседним столиком давно ушла.  На этот раз Ниночка молчала долго. Потом, не отворачиваясь от окна, глухо сказала:
             - Похоронили маму и так пусто стало… Дети у свекрови ещё… А у нас там рядом, через две улицы, Дом ребёнка. Детки там от младенцев до трёх лет. Я там когда иду, всегда сердце заходится… А вдруг их никто не возьмёт? Мне-то вон как повезло в жизни… А им как? Захотелось мне взять ребёночка… В память своих родителей взять… Мне помогли, так и я должна помочь… Сказала мужу. Он не против был. «Места хватит, - говорит, - вырастим». Ну, что сходили, узнали… Мороки много с документами, но всё-таки взяли…
            - Девочку? – спросила я.
            - И девочку, и мальчика. – Ниночка повернулась ко мне и улыбнулась.
            - Двоих?
            - Ну, да. Мы девочку хотели, а там мальчонка один, постарше уже, лет трёх, как увидел нас, так «Мама, папа!» Ну, не смогли мы его не взять, Андрюшку. А девочка помладше, Анюта. Уже три года они  у нас, наши детки…
            - Да вы герои с мужем, Ниночка… Пятеро детей!
            - Шестеро,- просто сказала Ниночка.
            Увидев моё лицо, Ниночка засмеялась.
            - Шестой у нас родился, и опять мальчик, два годика уже, Антошка.
            - Как же ты с ними справляешься, Ниночка?
            - А чего с ними справляться? – ответила Ниночка. Они у нас самостоятельные. Всё сами умеют, Светланке вон уже двадцатый. Кавалеры у калитки мухами вьются…
            Мне стало понятно, почему Ниночка торгует на рынке. Шестеро детей! Я только головой покачала…
            Словно услышав мои мысли, Ниночка сказала:
            - Ты думаешь, я из-за того, что семья большая на рынке-то стою? Нет, нам хватает. Две зарплаты -  я на работу ведь вернулась, Светланкина стипендия, да хозяйство, пусть и небольшое… Хватает нам. Мы лишнее продаём, что самим не съесть, а деньги… Деньги мы каждую осень в этот Дом малютки на их счёт переводим.  Ну, когда какая сумма получается. Надо помочь, а как же… Всех деток  к себе не взять … Хотя бы так помочь.
            Ниночка грустно улыбнулась, потом посмотрела на свои изящные часики на позолоченной браслетке и охнула:
            - Времени-то! Засиделись… Меня уж дома потеряли.
            Мы отодвинули окончательно растаявшее мороженое и так и нетронутые коктейли, и вышли из кафе.
            - Тебе ведь тоже на трамвай?
            Мы шли к трамвайной остановке и Ниночка говорила:
            -Ты приезжай к нам… Ты ещё долго здесь будешь? Приезжай. Когда захочешь, тогда и приезжай.  Я в отпуске.  Мои все рады будут… Адрес простой – Железнодорожная, дом пять. Остановка – «Институт». Это недалеко. Приедешь?
            Ниночкин трамвай пришёл раньше. Народу было уже много, люди начинали возвращаться с работы. Ниночка протиснулась в двери и ещё успела махнуть мне рукой с подножки, как толпа сзади протолкнула Ниночку в вагон,  и трамвай, зазвенев тревожной трелью, тронулся с места.
            …Трамвай давно ушёл, а я ещё  долго смотрела ему вслед и думала, что ужин для своих друзей сегодня я уже не приготовлю. Не приготовлю я его и завтра.
            Потому что завтра я поеду к Ниночке...
----------------------------------------------------------------------------------------------------
Песню «Русские края» П.Аедоницкого можно послушать на страничке
в разделе «Моя музыка»

 
       
Rambler Top100 Рейтинг@Mail.ru